В последние годы к хиромантии и астрологии все больше проявляют интерес исследователи из мира академической науки, что не может не радовать. Вниманию любознательных читателей предлагается перевод статьи, посвященной истории английской хиромантии в 17 столетии и написанной историком и культурологом Павлом Рутковски (Pawel Rutkowski, Ph.D.) из Варшавского университета. На русском языке публикуется впервые.
В традиционной антропологии — в ее древнем, средневековом и раннем современном вариантах — рука занимала уникальное положение и привлекала особое внимание как одна из наиболее важных (и культурно значимых) частей тела. Помимо упоминаний ее сложной анатомической структуры, которая повсеместно считалась гениально спроектированной1, различные авторы восхищались ее гибкостью и многофункциональностью. Как замечено в одном из источников XVII столетия, воспроизводящего многовековое мнение,
«[Человеку была дана] Рука, Орган из Органов, чтобы с ее помощью он мог снабдить себя всем необходимым, стремясь к применению человеческой жизни с пользой; с ее помощью он пишет Законы и Постановления для народа, благодаря ей защищает себя от насилия диких Созданий и враждебности врагов среди людей; к тому же она пригодна для возделывания земли и, одним словом, для выполнения всех необходимых человеческих забот»2.
Рука являлась столь универсальным инструментом, столь ловко реагировала на все, что хотел сделать разум, что делала людей уникальными и ставила их выше всех остальных живых существ. По сути, она являлась аристотелевским телесным знаком превосходства человеческого разума и самого человека3.
Рука считалась “инструментом инструментов” еще и потому, что ее можно было без труда использовать для общения с другими, а также для запоминания и передачи знаний. Это сыграло свою роль в риторике, поскольку специальные жесты должны были сопровождать и подчеркивать завершенные высказывания и фигуры речи оратора (или актера)4. Кроме того, существовали системы, представлявшие собой язык жестов, используемый глухими, немыми и теми, кто хотел пообщаться с людьми с ограниченными возможностями5. Более того, руки, особенно пальцы, служили счетами для суммирования и расчета дат подвижных праздников в календаре6, а так называемая Гвидонова рука с музыкальными нотами на ладони и пальцах облегчала запоминание мелодий7. Человеческая рука, вообще говоря, являлась полезным мнемоническим устройством, на поверхности которого могла быть закодирована практически любая информация: от чисел и музыки до религиозных истин и последовательности библейских событий8.
Таким образом, рука была механизмом, который генерировал смысл, передавал чувства, произвольно навязанные ему человеческой изобретательностью и потребностями. В то же время, однако, считалось, что рука также является своего рода скрижалью или проекцией, содержащей зримые и натуральные знаки, оставленные Природой (от имени Творца), которые могут раскрыть жизненно важную информацию о своем обладателе: о телесной конституции и здоровье человека, характере и наклонностях и даже о будущих превратностях судьбы. Техника распознавания этих знаков и понимания того, что же они означают, являлась, конечно же, хиромантией или руковедением — одним из древних гадательных искусств, которое, хотя никогда полностью не забывалось в Европе, возродилось в позднем Средневековье и пережило свой ренессанс в Раннее Новое время9.
В Англии общественный интерес к хиромантии был отражен, прежде всего, частыми публикациями работ континентальных авторов, таких, например, как Коклес и Иоганн де Индагине (сочинение «Introductiones» последнего выдержало десять переизданий в период между 1558 и 1683 годами). Однако то, что можно назвать возрождением английской хиромантии, относится к середине 17 века и связано с окружением Элиаса Эшмола, выдающегося антиквара, коллекционера редкостей, алхимика, астролога и покровителя оккультных искусств. В настоящей статье рассматриваются работы двух друзей Эшмола: Джорджа Уортона (1617-1681), дворянина и поклонника астрономии, и Ричарда Сандерса (1613-1687?), астролога из Уорикшира. Анализ их текстов ясно показывает, сколь большое значение они придавали хиромантии. Они были уверены, что она полностью заслуживает прославления и видного места в системе искусств, способных обеспечить познание мира. Уортон и Сандерс придерживались твердой веры и предположения, что именно человеческое тело (и ладонь в частности) следует считать одним из самых многообещающих объектов исследования, с помощью которого проницательный и образованный наблюдатель способен получить ценные и заслуживающие доверия знания как о роде людском, так и об отдельных мужчинах и женщинах. Также заслуживает внимания и изучения, что такие выводы следовали из легко различимого глубокого увлечения материальным и телесным, которое пронизывало хиромантические трактаты и являлось их отличительной чертой.
Джордж Уортон опубликовал свою работу «Keiromantia» [так в оригинале] или «Искусство гадания по линиям и знакам, запечатленным на руке человека…» в 1652 году — трактат являлся переводом и комментарием к «Chiromancia» Иоганна Ротмана (1596). А в следующем году Ричард Сандерс опубликовал свой собственный оригинальный трактат «Physiognomie and chiromancie», в котором попытался обобщить всю предшествующую традицию искусства, систематизировать и синтезировать его принципы, зачастую вопреки взглядам более ранних авторов. Уильям Лилли, написавший предисловие к его трактату, подчеркнул тот факт, что трактовки хиромантии Сандреса отличались в куда лучшую сторону, нежели работы его предшественников. По его словам, Сандерс превосходил «многословный гений Коклеса, безграничные противоречия афоризмов Тэнье, резкие и простые рассуждения Индагине и чрезмерную краткость Гоклениуса»10.
Эти две работы — обе, кстати, посвящены Элиасу Эшмолу — в основном направлены на реабилитацию искусства хиромантии, которое, по мнению их авторов, несправедливо презиралось и очернялось широкой публикой, которая ассоциировала его с обычными гадалками, предлагающими свои (потенциально мошеннические) услуги на ярмарках, в пивных или на улице. Как говорит Уортон, хиромантия, как следствие, имела репутацию «чего-то сродни цыганщине (…) среди простонародья»11. Еще более досадным было то, что подобное мнение разделяли и распространяли ученые, которые также “приписывали изобретение и величайшую практику [хиромантии] тем несчастным бродягам, которых мы называем цыганами”, и в целом утверждали, что хиромантия «скорее стоит в одном ряду с бабушкиными сказками, нежели с наукой»12. Раздосадованные столь непримиримыми «невежеством и нападками против (хиромантии)», демонстрируемыми, к примеру, Мартином дель Рио, английские хироманты хотели продемонстрировать в своих текстах, что предметом их исследования являлась не суеверная и вводящая в заблуждение практика, а «благородная» наука. Другими словами, они намеревались «отдать дань уважения» хиромантии и раскрыть ее истинную ценность «к стыду всех злонамеренных и назойливых клеветников»13.
Чтобы показать, что в изучении и практике хиромантии нет ничего уничижительного, ее апологеты использовали несколько аргументов. Стандартным являлся аргумент от традиции и авторитета, подчеркивающий, что “наука хиромантии” была “уважаема, почитаема и изучена” “мудрейшими философами и наиболее выдающимися магистратами” античности — здесь Сандерс упоминает Аристотеля, Вергилия, Плавта, Ювенала, Луция Сциллу и Юлия Цезаря14. Но куда важнее долгой истории хиромантии являлась ее связь с другими науками. Утверждалось, что хиромантию необходимо изучать в связи с двумя другими разделами оккультного знания, а именно физиогномикой (изучением лица) и в особенности астрологией. Эти три раздела вместе образовывали гармоничную систему, части которой взаимно верифицировали друг друга (например, то, что вы видели на чьей-то руке, подтверждалось астрологическим гороскопом этого человека и наоборот). Это, по мнению авторов, гарантировало объективный и научный статус хиромантии15.
Однако самым важным преимуществом хиромантии было то, что она давала своим практикам уникальный шанс получить полезные и недоступные иным образом знания о себе самом и других людях. Анализ хироманта помогал «не только обнаружить физическое состояние тела», но и «последствия будущих действий»16. Неоспоримая польза от знания «своей особой судьбы» или «событий […] всей жизни» заключалась в том, что благодаря такой осведомленности можно было попытаться предотвратить или, по крайней мере, смягчить предсказанные беды или, наоборот, «лелеять и приумножать то хорошее, что было предсказано»; иными словами, хиромантия означала «предвидение хорошего и плохого» в своей жизни17. Практика хиромантии также давала общие сведения о здоровье и предрасположенности к определенным заболеваниям, что было особенно «полезно для врачей» — хотя и не только для них, — которые благодаря этому могли «судить о темпераментах своих пациентов» и, как следствие, назначать действительно эффективное лечение18. Хиромантия являлась в таком случае истинным искусством познания человека во всех его аспектах (как телесных, так и психологических); кроме того, данное искусство идеально подходило для изменения прискорбного факта, что “большинство людей [были] terra incognita для самих себя”19. А между тем, чтобы осуществить древнюю достойную похвалы максиму nosce te ipsum (познай самого себя), достаточно было обратить свой взор на то, что у всех всегда было на виду: на свою ладонь. Изучившие хиромантию выражали свое удивление тем фактом, что столь простой в использовании и доступный для всех “показатель счастья” оказался в таком пренебрежении. Казалось невероятным, что люди, имевшие в своем распоряжении столь «совершенную скрижаль», описывающую «особенности» и «события» их жизни, оставались «несведущими, не зная об этом сокровище»20. Подобная похвала, несомненно, добавляла еще один пункт к длинному списку причин, по которым ладонь должна рассматриваться как чудо.
Рекомендуемые статьи с похожей тематикой:
Краткая история хиромантии
О важности принципа историзма при изучении хиромантии
Джордж Уортон и другие английские эзотерики семнадцатого века
Ричард Сандерс и «Раскрытые секреты хиромантии»
Картезианский приор и хиромант Иоанн де Индагине
1 Aristotle, Parts of Animals with an English Translation by A.L. Peck (Cambridge, Massachusetts: Harvard University Press, 1961), pp. 372–374.
2 Richard Saunders, Physiognomie and chiromancie, metoposcopie, the symmetrical proportions and signal moles of the body fully and accurately handled, with their natural–predictive–significations: the subject of dreams, divinative, steganographical, and Lullian sciences: whereunto is added the art of memorie (London: R. White, 1653), p. 4.
3 Aristotle, Parts of Animals, pp. 370–373. Изобразительное искусство эпохи Возрождения было занято задачей точного изображения или рисования рук не только потому, что это было трудной задачей и требовало высоких художественных навыков, но и оттого, что эта конкретная часть тела, как никакая другая, являлась сущностью и символом человеческого бытия.
4 Fritz Graf, “Gestures and Conventions of Roman Actors and Orators,” in: A Cultural History of Gesture. From Antiquity to the Present Day, eds. Jan Bremmer and Herman Goodenburg (Cambridge: Polity Press, 1993), pp. 36–58. J.B., Chironomia: Or, The Art of Manual Rhetorique. With the Canons, Lawes, Rites, Ordinances, and Institutes of Rhetoricians, both Ancient and Moderne, Touching the artificiall managing of the HAND in Speaking. Whereby the Naturall GESTURES of the HAND, are made the Regulated Accessories or faire-spoken Adjuncts of RHETORICAL Utterance. With TYPES, or CHIROGRAMS: A new illustration of this Argument. (London: Th. Harper, 1644).
5 Charles de La Fin, Sermo mirabilis, or, The silent language whereby one may learn perfectly in the space of six hours, how to impart his mind to his friend, in any language, English, Latin, French, Dutch, &c. tho never so deep and dangerous a Secret, without the least Noise, Word or Voice; and without the Knowledge of any in Company. Being a wonderful Art kept secret for several ages in Padua, and now published only to the wise and prudent, who will not expose it, as a Prostitute, to every Foolish and Ignorant Fellow. By Monsieur La Fin, once secretary to His Eminence, Cardinal of Rich[e]lieu (London: T. Salusbery, 1692), J.B., Chironomia, p. 5.
6 Sachiko Kusukawa, “A Manual Computer for Reckoning Time,” in: Writing on Hands: Memory and Knowledge in Early Modern Europe, eds. Claire Richter Sherman and Peter M. Lukehart (Carlisle, Pa.: Trout Gallery, Dickinson College; Washington, D.C.: Folger Shakespeare Library; Seattle, Wa.: University of Washington Press, 2000), pp. 28–34.
7 Susan Forscher Weiss, “The Singing Hand,” in: Writing on Hands: Memory and Knowledge in Early Modern Europe, eds. Claire Richter Sherman and Peter M. Lukehart (Carlisle, Pa.: Trout Gallery, Dickinson College; Washington, D.C.: Folger Shakespeare Library; Seattle, Wa.: University of Washington Press, 2000), pp. 35–45.
8 Claire Richter Sherman, and Peter M. Lukehart, eds., Writing on Hands: Memory and Knowledge in Early Modern Europe (Carlisle, Pa.: Trout Gallery, Dickinson College; Washington, D.C.: Folger Shakespeare Library; Seattle, Wa.: University of Washington Press, 2000), pp. 153–159. Richard Saunders, Physiognomie, and Chiromancie, Metoposcopie, The Symmetrical Proportions and Signal MOLES of the BODY, Fully and accurately explained: with their Natural-Predictive Significations both to MEN and WOMEN. Being Delightful and Profitable: With the Subject of DREAMS made plain: Whereunto is Added the ART of MEMORY (London: H. Brugis, 1671), pp. 371–377.
9 Carroll Camden, “Elizabethan Chiromancy,” Modern Language Notes, Vol. 62 No.1 (1947), pp. 1–7. Lynn Thorndike, “Chiromancy in Medieval Latin Manuscripts,” Speculum, Vol. 40, No. 4 (1965), pp. 674–706. Charles S. F Burnett, “The Earliest Chiromancy in the West”, Journal of the Warburg and Courtland Institutes, Vol. 50 (1987), pp. 189–195. Существовало сообщество европейских хиромантических писателей Раннего Нового времени, самыми заметными из которых были Иоганн Хартлиб (ок. 1410–1468), Бартоломео делла Рокка (Коклес) (1476–1504), Иоганн де Индагине (Джон Индагине) (?–1537), Жан Тэнье (1508–1562), Джамбаттиста делла Порта (1535?–1615), Джироламо Кардано (1501–1576), Иоганн Ротман (годы деятельности — 1595), Патрицио Трикассо (Tricassus Mantuanus), Рудольф Гоклениус (1572–1621), Роберт Фладд (1574–1637) и Иоганн Преториус (1630–1680).
10 Saunders, Physiognomie (1653), p. b4.
11 Johannes Rothmann, Keiromantia [sic] or, The art of divining by the lines and signatures engraven in the hand of man, by the hand of nature, theorically, practically. Wherein you have the secret concordance, and harmony betwixt it, and astrology, made evident in 19. genitures. Together with a learned philosophicall discourse of the soule of the world, and the vniversall spirit thereof. A matchlesse piece. / Written originally in Latine by Io: Rothmanne, D. in Phisique, and now faithfully Englished, by Geo: Wharton Esq. (London: J.G., 1652), p. A3.
12 Saunders, Physiognomie (1653), p. a2.
13 Rothmann, Keiromantia, p. A7.
14 Saunders, Physiognomie (1653), p. av.
15 Johannes de Indagine, Briefe introductions, both naturall, pleasant, and delectable vnto the art of chiromancie, or manuell diuination, and phisiognomy with circumstances vpon the faces of the signes. Also certaine canons or rules vpon diseases and sicknesses. Wherevnto is also annexed aswell the artificiall, as naturall astrology, with the nature of the planets. Written in the Latine tongue by Iohn Indagine priest. And translated into English by Fabian Withers (London: Thomas Purfoot, 1633 [1558]), pp. B4v-B5, F6v; Rothmann, Keiromantia, pp. A3v, A6-A6v, A7, 38; Saunders, Physiognomie (1653), p. a3.
16 Saunders, Physiognomie (1653), p. 4.
17 Ibid., pp. av, b2v, 4; Rothmann, Keiromantia, p. 177.
18 Saunders, Physiognomie (1653), p. b2v.
19 Ibid., p. b2v.
20 Ibid., p. 4.
21 Ibid., p. 25.