В 1967 году Джеймс Хиллман (1926-2011), тогда еще классический юнгианский аналитик, лишь спустя годы отколовшийся от основного русла аналитической психологии и создавший свое независимое направление психологии архетипической, опубликовал книгу «Внутренний поиск: психология и религия», ставшую популярной и неоднократно переиздававшуюся. Как сообщает сам автор во вступительном слове, в ее основу положены лекции, которые были им прочитаны перед священниками, интересующимися проблемами аналитической психологии и вопросами пасторского попечения (каунселинга)1. На страницах этой книги он вкратце изложил свой взгляд на основные стадии процесса индивидуации (движения к целостности), особенно сакцентировав внимание на необходимости проработки своей Тени, интеграции Анимы, внимания к своим снам и воображению, без чего невозможно пустить в свое сердце любовь, а также подчеркнул, сколь близки в современном мире роли священника и психоаналитика, которые «нередко выполняют функции друг друга». Вниманию широкого круга читателей предлагаются ключевые выдержки из этой работы.
«Предполагается, что мы — специалисты в области человеческих взаимоотношений. Однако человеческие проблемы не есть нечто принадлежащее людям — они то, что люди собой представляют. Проблемой в психологии является сама личность, так же как я представляю собой свою собственную проблему. В нашей работе пациент и есть сама болезнь, поэтому лечение заключается не только в стремлении исцелить, но и в проявлении заботы к человеку, которого мы принимаем».
«Важная проблема наполняет человека болезненным смятением. Кажется, что она целиком заполняет его жизнь, обладает огромным весом, пронизывает все отношения. У нее нет ни начала, ни конца, и к ней невозможно подступиться, если ей не будет предоставлено значительное психическое пространство. Одновременно она остается в своем собственном психическом пространстве, для которого характерны напряженность, депрессия или нервозность, горечь, тоска. Такую проблему можно решить, только войдя в нее и живя в той атмосфере, в которой она существует».
"…нередки случаи, когда, лишь проработав с человеком немало времени, иногда до года, можно подойти к пониманию сущности проблемы, уяснить, зачем человеку вообще понадобилось обратиться за помощью. <…> Разделенные тайны порождают доверие, которое смягчает проблему реакции "убегай или сражайся", вызванной потребностью соблюдения дистанции. Не приходится удивляться, что там, где речь идет о душе, невозможна быстрая психотерапия".
«Где-то находится чудовище, с которым предстоит встреча, где-то существует зверь, который должен быть убит, тяготение, которое необходимо преодолеть. Где-то существует ангел, с которым предстоит сразиться, прежде чем перейти реку. Когда человек остается один в пустыне, современной ли — в пригороде или в здании офиса или в пустыне ранних отцов церкви, на него набрасываются все демоны, его окружают искушения, соблазны, извращения, проекции, иллюзии. Каждая жалоба имеет некоторый фон; чем более неожиданной и странной является жалоба, тем с большей уверенностью можно предположить, что она имеет архетипический фон, который использует симптом в качестве символа; причем роль может идти не просто о патологическом состоянии, но о состоянии, которое может стать религиозным переживанием.
…излечение тени есть проблема любви. Как далеко может простираться наша любовь к поврежденным и разрушенным частям нашей собственной личности, к отвратительному и порочному? Сколько у нас милосердия и сострадания к нашим слабостям и болезням?..
Любить себя нелегко именно потому, что это означает любить в себе все, включая тень, где человек низок и социально неприемлем. Внимание, уделяемое этой низкой стороне личности, тоже является лечением. Более того, как лечение зависит от внимания, так и последнее означает иногда просто поддержку… Таким образом, лечение является парадоксом, требующим сочетания двух несовместимых вещей: морального признания, что эти мои черты обременительны, невыносимы и должны измениться, и принятия их такими, какие они есть, с радостью и навсегда. Человек одновременно старается удержать и давать волю, строго судить и радостно прощать».
«Предполагать, что каждое любовное переживание есть Любовь Божественной основы Бытия; воображать, что глубинная личная значимость преодолеет препятствия и преграды на пути к любви и может быть критерием неосвященной любви; быть обманом вовлеченным в любовь философией, которая пренебрегает грозной природой любви (ибо если Бог есть любовь, то начало мудрости есть страх перед любовью), называть это наивное незнание теневой стороны любви «честностью перед Богом» означает, что огромная часть любви лежит в тени. <…> Хотя и написано, что Бог есть любовь, но значит ли это, что всякая любовь — Бог? <…>
Любовь более сложна, чем эмоции, ею вызванные, как и Бог есть тайна, а не проявление восторга. Дифференциация ее сложностей — длительный процесс, который только начинается с влюбленности, постепенно разгорающейся и переходящей в любовь. Любовь жаждет света, хочет, чтобы ее вывели к свету».
"Интеграция тени трансформирует тень. Свойства становятся не такими темными, когда их выводят на дневной свет, а человек, набравшись смелости, позволяет этим свойствам существовать, но держит их в узде. С психологической точки зрения подавление не только Зло, а интеграция Добро, но подавление - источник зла, а интеграция - освобождение от него. <…> Архетипом, по большей части "привлекаемым к работе" в ситуации мрака, является архетипическая тень, а это не что иное, как дьявол.
Конфронтация с собственным мраком приводит человека к острым моральным конфликтам, которые являются вечными архетипическими переживаниями как роста, так и разрушения. Задача человека при соприкосновении с тенью состоит в тщательном разделении ее нитей с помощью мыслей и чувств, всех переживаний и образов по мере их появления; это делается, чтобы высвободить замаскированного избавителя и осуществлять пристальное наблюдение за замаскированным разрушителем. Поскольку нити обычно сильно переплетены, если мы поощряем одного, то не должны упускать из вида другого (дьявола)».
«Чем более зло архетипично, тем более мы воспринимаем его как нечто неличное. Оно непостижимо, и мы его не заслуживаем. <…> Только соединяясь с Эго человека, с волей, рассудком и желанием, с которыми человек может выбирать способ действий и стремиться к поставленной цели, просто дьявольское становится истинным злом. Это значит, что архетипическая тень никогда не достигнет подлинной реальности, пока не вступит в союз с человеком. Мы склоняемся к выводу, что и дьявол воплощается в человеке и через него».
«Дилеммы тени, которых я коснулся в последней части данной главы: 1) отделение индивидуальной, саморегулирующейся совести от обнаруженной или коллективной совести супер-Эго и 2) разделение нитей тени на те, которые могут быть прожиты и интегрированы, и те, которые бесповоротно принадлежат адским безднам, — ведут в более широкую область чувства. Воспитание или культивирование чувствующей стороны ведет, в свою очередь, в нашу внутреннюю женственность…»
«Интересом к фантазиям отмечено большинство духовных практик и теорий, таких, как психологический метод активного воображения у Юнга, методы, описанные в мистических трудах алхимиков либо в христианских, индийских или персидских текстах. Однако пассивных фантазий всегда недостаточно, ибо фантазия бесконечна; она создает покрывало, путает образы и действия. Вслед за фантазиями идет воображение, которое превращает дневные сны и фантазии во внутренние ландшафты, куда человек может войти; они населены живыми фигурами, с которыми можно говорить, ощущать их присутствие. Это и будет психологическим внутренним поиском. Такое преобразование фантазий в воображение лежит в основе искусства. Оно лежит также в основе совершаемых нами поступков, поскольку картины нашего личного будущего приходят вначале в виде фантазий. Заметим, что существуют причины для их начального удерживания и представления их в мельчайших деталях и полномасштабных схемах, прежде чем решать, следует ли реализовывать фантазии, или же лучше прослеживать их внутренне, проживая их внутренним или внешним образом.
Быть может, воображение и его развитие представляют собой религиозную проблему, поскольку воображение приобретает реальность только через веру. Как учит теология, вера есть акт доверия или сама является доверием как первоначальное вложение энергии в нечто, что сделает это нечто "реальным"."
«Такое пристальное внимание к имагинальному миру, любовь, преобразующая образы в сущности, дает им жизнь или, скорее, обнаруживает содержащуюся в них жизнь, она есть не что иное, как «ремифологизация»2… Психическое содержание превращается в «силы», «духов», «богов». Человек ощущает их присутствие, как ощущали его все ранее жившие люди, которые обладали душой. Эти силы и сущности являются нашими современными двойниками из прежних пантеонов живых сущностей или анимированных частей души, покровителями дома или зловещими демонами. Такие существа были «мифическими» в том смысле, что они являлись частью «сказки» или психической драмы. Те же самые психические драмы разыгрываются в нас, нами и через нас ради нас после того, как мы обратили внимание на имагинальный аспект нашей жизни и самой жизни как таковой. Внимание — основная психологическая добродетель, от которой, возможно, зависят другие важные добродетели, ибо едва ли могут существовать вера, надежда или любовь к чему-то, если сначала в дело не вступит внимание.
Есть и еще одно последствие доверия, оказываемого человеком образам души. Начинает распространяться и циркулировать новое чувство прощения и приятия себя, как если бы увеличилась область сердца и левой стороны. Теневые аспекты личности продолжают играть свои утомительные роли, но теперь внутри большой «сказки», мифа о себе, о том, что человек собой представляет; при этом появляется ощущение, что человек стал таким, каким он должен быть. Мой миф превращается в мою действительность; моя жизнь становится символической и аллегорической. Самопрощение, приятие себя, любовь к себе; более того, человек видит себя грешным, но невиновным, благодарным за то, что у него свои грехи, а не чужие, любящим свой жребий вплоть до желания обладать этой живой внутренней связью со своей личностной составляющей. Представляется, что столь сильные переживания религиозных эмоций также являются дарами анимы…»
«По мере удаления сознания от идентификации с разумом и Эго, что сопровождается его расширением и феминизацией в смысле рецептивности и близости к себе, тело тоже трансформируется в телесное сознание. (Мы становимся все чувствительнее к воздействию фармакологических средств.) Телесное сознание начинается с внутреннего проживания плоти, действительного воплощения нашей гуманности в тепло, радость, легкость и ритм, в сознание присутствия «здесь и сегодня», физической близости к себе, своим особенностям и ощущениям, а также к физической реальности других. Новое тело рождается из изнуренной и загнанной плоти, из собственной глупой отвергнутой физической самости, и тогда приходят пастухи со своими дарами.
Поэтическое описание этого нисхождения к плоти и ее трансформации в тело, этого движения внутрь, к связанной с женственностью священной тайне, мы находим у Лоуренса или в живописи Рубенса, где восхищение плотью выражается через изображение тела. Другой образ мы находим у апостола Павла: "Твое тело - храм…" Поэтому воспой хвалу Богу в твоем теле.
Такой путь к телу пролегает через бессознательное, а не через сознательный разум, который слишком часто стоит в стороне, рассматривая его как объект, хотя и драгоценный, да, даже «мой», но, к сожалению, не как реального «меня», в какой-то мере все же как «оно». Тогда плоть и ее жизнь становятся более неотразимыми, так что, чем более отрезанными от нее мы оказываемся, тем более она нас привлекает, автоэротически притягивая к себе наше внимание. Естественная анима, эта темнокожая пловчиха, игривая и похожая на кошечку, ее настроения и фантазии увлекают человека вниз, к животному теплу, физическим настроениям и ощущениям. Наконец появился шанс, что исчезнут симптомы зажатости, беспокойство о плоти и о том, что с «ней» может случиться что-то неправильное».
«Приближение к телу подобно приближению к сновидению. Как одно, так и другое открывают пути развития внутренних связей и расширения психической реальности. Я могу вступить в дружеские отношения с тем и другим, придавая им ценность, даря доверие и любовь его импульсам и потребностям. <…> Знакомство и сближение с телом путем проникновения в него, с последующим прислушиванием изнутри, представляет собой необходимый противовес активации бессознательного в фантазиях и сновидениях. Без сочетания этих действий нам легко соскользнуть к старой ошибке Канта, состоявшей в переоценке разумного, когда оно принимается за единственное выражение психического… При обесценивании физического всегда наносится вред женской стороне. Психологически засвидетельствованная инкарнация представляет собой ощущение жизни во плоти. С психологической точки зрения воскресение этой плоти относится к ее трансформации в тело параллельно трансформации сосредоточенной на самой себе воли и рациональности в психическое сознательное».
"Даже если Бог - это любовь, такая любовь может нас уничтожить, если раны, нанесенные нам ранней любовью, зашиты непрочными нитками. Может ли личность, которая тем или иным образом не учитывала бессознательное, тень или аниму, быть сосудом, наполненным божественной силой? Не поддается ли она со слишком большой легкостью воздействию демонической дегуманизации коллективного внешнего мира или коллективного бессознательного?"
Рекомендуемые статьи со схожей тематикой:
Исцеляющее начало внутри нас: подходы Юнга и Грофа
Аналитическая психология Юнга как универсальный растворитель
Архетипическая психология и трансовые техники работы с подсознанием: неожиданные параллели
«Код души» Джеймса Хиллмана: теория желудя, роль даймона и психология судьбы
Краткая биография архетипического психолога Джеймса Хиллмана
1 Каунселинг — вид личностно-ориентированной неклинической психологической помощи.
2 Ремифологизация — процесс возрождения мифологического сознания в культурах, прежде утративших живую связь с мифологией. Проще говоря, возрождения интереса к мифологии в массовой культуре.
Источник: Хиллман Дж. Внутренний поиск: сборник работ разных лет. — М., 2004. — 335 с.