Джеймс Хиллман: главный юнгианский отступник

При изучении современной литературы по аналитической психологии мы неизбежно наталкиваемся на имя Джеймса Хиллмана (1926-2011), основателя или сооснователя (разные исследователи пишут разное) архетипической психологии. В среде юнгианских психологов фигура и тексты этого американского автора вызывают полярные реакции. Но мало кто решился на его открытую критику, чаще мы встречаем осторожное его упоминание или даже откровенное возвеличивание¹.

Проблемы бы не было, если бы исследователи сразу отделили зерна от плевел, отметив, что поздний Хиллман имеет весьма далекое отношение к юнгианской психологии в частности и к науке в целом. Я согласен с теми, кто считает его зрелые тексты откровенно антиюнгианскими по духу, форме, целям и методологии (если пытаться ее там найти). Хиллман, при всей своей креативности и литературной одаренности, извращает, искажает и неверно интерпретирует многие ключевые идеи Юнга, внося сильную путаницу в ряды аналитических психологов и ведя своих сторонников не в сторону психологического здоровья и целостности, а в сторону дальнейшей диссоциации. А ведь это именно то, над исцелением чего трудились Юнг и его ученики! Известно, что движение в сторону целостности (и это доказано) ведет к психологическому исцелению, а движение в сторону расщепления усугубляет ситуацию и провоцирует психосоматические заболевания. Причем некоторые аналитические психологи это хорошо понимают, но не считают нужным акцентировать внимание на опасных следствиях такой ситуации. К примеру, Шерри Салман пишет:

«Душа обладает двумя регулирующими механизмами: диссоциированностью и Самостью, двумя "противоположностями", которые вместе составляют юнгианскую модель. Эти противоположности изучаются тремя направлениями: классической школой, которая подчеркивает Самость; архетипической школой, которая фокусируется на диссоциации души; и школой развития, которая интересуется процессом индивидуации вне бессознательного»2.

Тот факт, что Джеймс Хиллман был в свое время в штате учебного персонала Интститута Юнга в Цюрихе и постоянно использовал в своих многочисленных сочинениях термин «архетипический», вводит неспециалиста (да и многих психологов) в замешательство. Но ведь не будем же мы причислять к числу юнгианцев, например, С. Грофа и направление трансперсональной психологии только на том основании, что он уважает открытия Юнга и подтверждает существование архетипов и глубинного исцеляющего духовного начала внутри нас?

К написанию этой статьи меня подтолкнуло изучение авторитетного «Кембриджского руководства по аналитической психологии» под редакцией Янг-Айзендрат и Даусона. С подачи Эндрю Сэмуэлса, включенного в авторы данного сборника, в психологической литературе стало принято выделять три основные школы внутри аналитической психологии: классическая, развития и архетипическая³. Я полагаю такое деление не совсем корректным. Архетипическое направление Хиллмана, как и не упомянутое Сэмуэлсом направление процесс-ориентированной психологии Минделла, следует отнести к представителям постъюнгианства. Эти направления испытали сильное влияние идей Юнга (и Хиллман, и Минделл обучались в Цюрихе на юнгианских аналитиков), но впоследствии сильно отошли от юнгианской методологии и философии, причем Хиллман это сделал куда в большей степени. Дух философии Юнга, на мой взгляд, Минделлу сохранить удалось, чего не скажешь о Хиллмане.

Путаницу вносит противоречивое литературное наследие Хиллмана. Его ранние работы, — в особенности «Внутренний поиск: психология и религия» (1967), — демонстрируют взгляды, характерные для классического юнгианского подхода. Но довольно скоро (в начале 1970-х гг.) Хиллман все больше начинает дрейфовать в сторону независимого, эпатажного и во многом контрпродуктивного (в плане терапевтического анализа) подхода, взяв на себя роль революционера-трикстера-разоблачителя. Возможно, не в последнюю очередь это связано с получившим широкую огласку в 1967 г. сексуальным скандалом с его участием, из-за чего он был вынужден подать в отставку из института⁴. Я подозреваю, что с тех пор Хиллман затаил обиду на академические институции и цюрихских коллег: ему не простили того, что прощалось Юнгу, хотя и в том, и в другом случае сексуальное сближение с клиентками психоанализа происходило по обоюдному согласию. (Эта нелестная часть биографии Хиллмана мало где упоминается, хотя мне она кажется очень важной и показательной.)

Увы, громя вокруг себя все в пух и прах (досталось не только Юнгу, классическому подходу и школе развития, но и в целом миру психологии и психотерапии)⁵, американский психолог сам отнюдь не был эталоном нравственной чистоты, этичности, научной честности и беспристрастности. Я прочитал довольно много работ Хиллмана, и чем больше я вникаю в суть его философии и методологии, тем все более склоняюсь к мнению, что психология Хиллмана — продукт либо человека гениального, либо психологически не вполне здорового, одержимого, если использовать язык раннего юнгианства. А скорее и то, и другое вместе. Похожую искаженную психологию мог бы создать кто-то вроде Ницше. Собственно, сам Хиллман, вероятно, был в курсе своего диагноза с точки зрения классического подхода, и, конечно же, был с ним не согласен. Он сам не стеснялся называть себя пуэром, хорошо зная, что, по мнению Марии-Луизы фон Франц, автора классической работы «Вечный юноша. Puer Aeternus», мужчины-пуэры характеризуются нарциссическим расстройством и инфантильностью, связанными с одержимостью Анимой.

Когда я впервые стал всерьез задумываться над хиллмановской критикой центральных понятий Юнга (Самость и индивидуация) и утверждениями, что это всего лишь фикция, выдумка сына пастора, я был озадачен: ну неужели за всю свою долгую жизнь Хиллман ни разу не ощутил исцеляющего дыхания своего исцеляющего начала — той самой Самости? И вполне возможно, что да, не ощутил. Само по себе это трагедия, которая становится понятнее, если, например, обратить внимание на жемчужины мысли Мюррея Стайна, которые тот ненароком обронил в одном из своих эссе:

«Puer Aeternus может снова и снова якобы перерождаться, но ни одно из этих перерождений не двигает психику вперед. В майевтическом переносе аналитик может находиться в бессознательном сговоре с этим сопротивлением анализу»6.

Я всерьез сомневаюсь, что архетипическая психология, если ее воспринимать именно так, как предлагает Хиллман, ведет к психологическому здоровью и исцелению. На это намекают не только бурное сопротивление Хиллмана классическим, доказавшим свою эффективность, положениям юнгианской психотерапии, не только его сильные депрессии и жизненные скандалы (о значимых кризисах своей жизни он вкратце рассказывает в интервью Поццо⁷), но и отсутствие в его работах описания клинических случаев успешной работы с пациентами. В последние десятилетия жизни Хиллман отошел от практики, обратив все свое внимание на написание книг и публичные лекции. Не самое понятное поведение для успешного целителя душ, не находите?

В «Кембриджском руководстве» глава, посвященная направлению архетипической психологии, была написана Майклом Ванной Адамсом. Написана максимально уважительно, с минимальной критикой, что, например, не характерно для зрелых работ самого Хиллмана, критиковавшего всех и вся. Какие основные характеристики Адамс выявляет в детище Хиллмана? Прежде всего, хорошо заметна попытка автора главы заклеить разрыв между двумя основными юнгианскими школами и во многом противоречащим им архетипическим направлением. Автор раздела старается как можно чаще проводить параллели между словами Хиллмана и Юнга, деликатно и осознанно игнорируя вопиющие различия между ними и едкие, в ряде случаев необоснованные, нападки Хиллмана.

М.В. Адамс пишет, что школа архетипической психологии была основана на рубеже 1960-70-х годов в Цюрихе Дж. Хиллманом «вместе с некоторыми другими юнгианцами». Она возникла как реакция на «необязательные» метафизические предположения Юнга и на «некритичное, буквальное приложение юнгианских принципов». Ниже мы перечислим основные характеристики архетипической психологии, по мнению Адамса.

• Архетипическая школа отказывается от существительного «архетип», несмотря на то, что сохраняет прилагательное «архетипический». (Это аналогично тому, чтобы отказаться от слова «дерево», сохранив понятие «древесного». Отличное «решение», да?) Для Хиллмана различение архетипов и архетипических образов недопустимо. Он уверен, что архетипов самих по себе не существует, а есть только феномены-образы. То есть архетипы Юнга и архетипические образы Хиллмана — не одно и то же.
• Для архетипических психологов анализ — не просто «лечение разговором», но также и «лечение созерцанием». По Хиллману, цель анализа не в инсайте, не в том, чтобы сделать бессознательное осознанным, а в том, чтобы сделать буквальное метафорическим, а реальное — воображаемым. Для него все есть образ, воображение.
• Образы не сводятся к объектам внешней реальности. Они приходят в субъект и проходят через него из «мира образов», некоего надличностного измерения.
• Роль Самости, само ее существование, а также ее компенсационное влияние отрицается. Целью анализа Хиллман считает релятивизацию Эго с помощью воображения. Демонстрируется, что Эго также является образом — ни единственным, ни более важным, а просто одним из множества других, равных по важности. Задачей анализа является не интеграция психики, а релятивизации и ослабление Эго.
• Хиллман отказывается от интерпретации снов и герменевтического подхода, выбирая феноменологический метод.
• Он считает преступлением сводить все многообразие образов к некой одной абстрактной концепции. Например, сводить разные образы женственности и женщин к архетипу Великой Матери, как это сделал Эрих Нойманн. Хиллман категорически не переносит какие-либо центральные, группирующие смыслы и категории. В этом плане от со временем начинает критиковать психологические типизации, хотя сам же ранее написал работу на эту тему.
• Образные психологи уверены: личность в основе своей множественна, а не едина. И потому единой личности скорее нет, а есть только персонификация. (Много автономных личностей внутри психики.)
• Американский психолог уверен в крайне негативном влиянии на психологию монотеистических религий — иудаизма, христианства и ислама. Констатируется, что архетипическая психология признает реальность всех возможных богов и богинь (кроме Единого), рассматривая их как персонификацию психических сил. Но на практике она проводит селекцию, отдавая явное и преимущественное предпочтение греко-римскому пантеону.
• Психика в основе своей поэтична или мифопоэтична.
• В архетипической психологии большое внимание уделяется термину «созидание души», при этом у слова «душа» нет какого-то одного четкого определения. Хиллман уверен, что душа «не дается, ее нужно сделать». И потому целью психоанализа является не индивидуация, а анимация (от «анима» — душа).

В заключение Майкл Ванной Адамс утверждает, что архетипическая психология сформировала критическую «ревизионистскую» точку зрения на юнгианский анализ. «Возможно, наиболее значительным вкладом архетипической психологии явился упор на значение воображения как в клинической практике, так и в культуре. В этом смысле архетипическая психология изменила весь облик традиционного юнгианского анализа»⁸.

На это можно справедливо возразить: а разве до Хиллмана этого не было? Разве Юнг и его ближайшие ученики (Мария-Луиза фон Франц, Барбара Ханна, Иоланда Якоби и др.) не считали активное воображение одной из ключевых психотерапевтических техник? Разве классический юнгианский подход не стал рассматривать мировую культуру с точки зрения влияния архетипического мира, его символов и образов?

Хиллман внес свой вклад в развитие глубинной психологии. Но, на мой взгляд, не тем, о чем говорит Адамс. Возможно, самой важной и глубоко проникшей в аналитическую психологию идеей стало его сомнение в том, что Анимус присущ лишь женщинам, а Анима лишь мужчинам. Все большее число аналитических психологов соглашаются с аргументами Хиллмана по этому поводу и склонны считать, что оба архетипа присущи психике и мужчин, и женщин.

Теперь давайте кратко пробежимся по ключевым слабым и вредным в психотерапевтическом плане положениям архетипического направления Хиллмана, дополнительно продемонстрировав тем самым принципиальное отличие между детищем Хиллмана и аналитической психологией.

1. Хиллман отрицает существование Самости, пребывая в уверенности, что Юнг выдумал этот концепт, находясь в «ауре» христианской религии. Никакого архетипа единства и целостности не существует, а есть лишь бесконечная множественность. Переживания Самости, чувства единства с миром и Богом, целостности, Источника, которые были задолго до Юнга и продолжились и после его смерти у большого числа людей, американского психолога ни в чем не убедили. Возможно, потому, что сам он не испытал подобных значимых переживаний.
2. Провозглашая «многобожие», Хиллман упорно цепляется за столь симпатичную ему греко-римскую мифологию, игнорируя огромное культурное и мифологическое разнообразие мира. К примеру, в Восточной Европе в коллективном бессознательном присутствуют славянские языческие божества, в Северной Европе — скандинавские, в Америке — индейские и т.д. Вне зависимости от того, нравится Хиллману или нет христианство (не нравится), его святые, ангелы и демоны также являются полноправными обитателями души. Но он это игнорирует, негласно вводя в своих книгах цензуру на все не греко-римское.
3. Хиллман отрицает важность опыта ранних детских лет, принципиального влияния родителей, родительских комплексов, пренебрегает психологией развития.
4. Он уверен, что Эго нужно всячески ослаблять, забывая, что в рамках классического юнгианского анализа Эго предстоит неизбежная встреча и сдача перед лицом Самости, что само по себе болезненно и ведет к утрате гордыни, эгоизма и всего того, что Хиллману не нравится. Но если ослабленное Эго не поддерживается новым сильным центром (Самостью), это скорее открывает дорогу к диссоциации, что чревато психозом и погружением в нездоровые психологические состояния.
5. Хиллман настаивает на том, что его направление не имеет ничего общего с Эго-психологиями, игнорируя тот факт, что упорное продвижение своих идей и постоянная критика чужих — яркое свидетельство того, что Эго никуда не ушло, а лишь замаскировалось.
6. Бесконтрольная практика активного воображения может иметь негативные последствия и некоторую утрату чувства реальности.
7. По Хиллману, все в мире обладает душой, но только не человек. Тому предстоит ее «творить». Получается, человек — единственное изначально бездушное существо в мире? Отчего так? И может ли так в принципе быть?
8. Хиллмана не интересует механизм переноса и контрпереноса. Если вместо важности преодоления архетипических влияний, стремления к объективности и осознанности провозглашается готовность дать в своей душе место для проявления всегда и везде любого архетипического образа, значит, нет смысла в личностном росте и интенсивной работе над собой и своими проекциями.
9. Если нет вектора индивидуации (стремление к целостности), куда тогда архетипической психолог ведет пациентов? Если диссоциация — норма, значит, в принципе, не существует психически нездоровых людей. А зачем тогда психоаналитик?

Как видим, начав с критики Юнга в чрезмерных метафизических допущениях, со временем Хиллман ушел куда дальше в сторону непроверяемого и откровенно ненаучного. Обвинив его в субъективности (в любви к монотеизму), он сам некритично ударился в политеизм, причем однобокого толка. Если уж признавать реальность всей духовной реальности, то, очевидно, что на просторах коллективного бессознательного мы встретим и Афродиту с Аресом и Паном, и индийских божеств, и христианских святых с архангелами, демонами и Дьяволом. А иначе архетипическая психология просто не соответствует своим же провозглашаемым принципам. Удивительно, но уважения к тонкому миру и различным богам мы встретим куда больше именно в классическом юнгианском подходе, потому что там признают значимость (как минимум на уровне архетипов) и Бога (Девы Марии, Христа и т.д.) с Дьяволом, и любых языческих божеств.

Хиллман обвиняет других психологов и психотерапевтов в создании мифов. Но при этом, очевидно, создает свой оригинальный и противоречивый миф. Когда же ему на это возражают: а чем твой миф лучше нашего, можешь это как-то доказать, то никаких доказательств на руках он не имеет, но продолжает нападать на коллег, пребывая в уверенности, что его видение мира точнее. Ведь он так чувствует.

На мой взгляд, считать зрелого (позднего) Джеймса Хиллмана (т.е. Хиллмана, начиная с 1970-х годов) представителем аналитической психологии сродни тому, чтобы считать Карла Юнга фрейдистом. Да, в далеких 1903-1911 годах Юнг находился под сильным влиянием идей отца психоанализа, но с 1913 года уверенно пошел своим путем, основав со временем свое психологическое направление. То же и с Хиллманом: начав как талантливый и подающий большие надежды классический юнгианец в конце 50-х-60-е годы, в 1970-е годы он претерпел сильное изменение воззрений, оформившееся в независимое и по ряду ключевых положений критическое (оппозиционное) по отношение к идеям Юнга направление.

Почему многие юнгианские мэтры упорно продолжают считать Хиллмана представителем юнгианства (аналитической психологии), не до конца понятно. Могу предположить, что в лице Хиллмана они хотели бы видеть своего союзника, коим он не был. Или же они великодушно отводят ему место некой совокупной Тени аналитического направления. Стоит отдавать себе отчет в том, что зрелый Хиллман — один из самых ярых критиков и последовательных оппонентов аналитической психологии. Пора уже перестать делать ошибку и считать его продолжателем дела Юнга. Джеймс Хиллман пошел и повел за собой последователей совсем в иную сторону, нежели юнгианцы — не к целостности, снятию проекций, осознанности и воплощению в себе Самости, а в сторону диссоциации, расконцентрации и утраты твердой почвы под ногами, в сторону потакания своим комплексам, демонам и одержимости.

(P.S. Все, сказанное выше, не означает, что работы Джеймса Хиллмана недостойны прочтения и что его критика всегда некорректна. Отнюдь: изучение книг Хиллмана полезно на поздней стадии, когда вы уже усвоили основные положения аналитической психологии и готовы критически над ними поразмыслить. Для того, чтобы оценить пользу и вред тезисов Хиллмана, вам потребуется богатый личный психотерапевтический и духовный опыт.)

Рекомендуемые статьи со схожей тематикой:

Исцеляющее начало внутри нас: подходы Юнга и Грофа
Проблема несочетаемости «раннего» и «позднего» Джеймса Хиллмана
«Код души» Джеймса Хиллмана: теория желудя, роль даймона и психология судьбы
Джеймс Хиллман о роли воображения, целостности, Тени и любви
Мэтс Уинтер. Критика архетипической психологии

¹ Встречаются иногда высказывания, что Хиллман — фигура такой же величины, что и Юнг. Луиджи Зойя, без обиняков, в своей книге «Созидание души» провозглашает «революцию Джеймса Хиллмана» в мире психологии.

² Салман Ш. Творческая душа: главное наследие Юнга // Кембриджское руководство по аналитической психологии / Под ред. П. Янг-Айзендрат и Т. Даусона. — М., 2021. — С. 111.

³ Самуэлс Э. Введение: Юнг и постъюнгианцы // Кембриджское руководство по аналитической психологии / Под ред. П. Янг-Айзендрат и Т. Даусона. — М., 2021. — С. 39-40.

⁴ Кирш Т. Юнгианцы. — СПб., 2007. — С. 51.

⁵ Одна из известных книг Хиллмана называется «У нас было сто лет психотерапии – и мир становится все хуже».

⁶ Стайн М. Собр. соч. Т.4: Практика юнгианского психоанализа. — М., 2024. — С. 56.

⁷ Взгляды внутрь: беседы Джеймса Хиллмана и Лауры Поццо. — М., 2022. — 258 с.

⁸ Адамс М. Архетипическая школа // Кембриджское руководство по аналитической психологии / Под ред. П. Янг-Айзендрат и Т. Даусона. — М., 2021. — С. 180.