Джеймс Хиллман (1926-2011) — американский психолог, основатель направления архетипической психологии, первоначально начинавший свою карьеру психолога как классический юнгианец. Широкому читателю он известен куда меньше Карла Юнга, однако фигура Хиллмана оказала сильное влияние на взгляды новых поколений юнгианских специалистов. Разделяя многие идеи и наблюдения аналитических психологов, Хиллман внес немало исправлений и уточнений, а с некоторыми ключевыми положениями Юнга и вовсе не согласился. В частности, он отказался от центральной для Юнга концепции индивидуации и ведущей роли Самости — шаг, который привел к принципиальной дифференции этих двух направлений (аналитической и архетипической психологий), при всем их родстве. Важно разделять ранний и поздний (зрелый) периоды литературного творчества Хиллмана. Поскольку в первом случае он выступает как классический юнгианец, а во втором, уже как постъюнгианец и, во многом, антиюнгианец. Данная статья является продолжением разбора его книги «Сновидение и нижний мир» (1979), с предыдущей статьей вы можете ознакомиться по соответствующей ссылке.
Четвертая глава работы Хиллмана называется «Препятствия» и посвящена трем идеям в современном сознании, которые, по версии автора книги, препятствуют восприятию нижнего мира как психической области. Это материализм, оппозиционализм и христианство. Все три — излюбленный объект атаки позднего Хиллмана, что можно увидеть на примере других его работ. Тем ироничнее знать о существовании его раннего, но также известного, сочинения «Внутренний поиск: психология и религия» (1967), в котором он с легкостью наводит мосты между христианством и аналитической психологией, констатируя пользу такого сотрудничества. В дальнейшем монотеизм в целом и христианство в частности превратились для него в своего рода жупел.
С вредом материализма все ясно. Если человек понимается лишь как тело, а сны — сугубо как продукт активности мозга, то душа, коллективное бессознательное и мир образов признаются ничего не значащей фантазией. «Материализм имеет место всякий раз, когда мы не принимаем сновидение как автохтонный образ, sui generis (уникальное — с лат., прим. пер.) создание души. Душа не создана чем-то другим. Скорее это «мы», ищущие каузальные условия сновидений, сами состоим из того же материала, что и сновидения». (Хиллман, с.109.)
Оппозиционализм — это мышление противоположностями. И здесь уже Хиллман нападает на Фрейда и Юнга. Но не Юнг изобрел дуальность: этот механизм наблюдается эмпирически в человеческом сознании, потому он и был изучен и описан. Хиллман подчеркивает: сама юнговская идея о компенсаторной роли сновидений неизбежно делает сновидение «неполным, односторонним и не сбалансированным». Автор уверен, что такой подход к анализу снов носит характер медицинской процедуры. «Компенсаторное использование противоположностей — это то, что нашло себе место в аллопатической академической западной медицине». (Хиллман, с.118.) Тут американский психолог откровенно льстит медицине, которая чаще просто заинтересована в купировании симптомов (примите таблетку), а не устранении истинных причин нарушения баланса в организме.
Поскольку аналитический психолог, работающий с пациентом, в итоге обращается к его Эго с призывом что-то понять, сделать или откорректировать, то для Хиллмана такой подход — не более чем «неадекватная позиция». Он уверен, что на практике подобный компенсаторный подход «констеллирует героя, чье представление об энантиодромии является буквальной конверсией и буквальной саморегуляцией». (Хиллман, с.119.)
Но даже если бы Хиллман был прав и это всегда так и было, почему различным архетипическим ролям он дает «право на существование», но только не герою? Почему герой — это всегда негативный персонаж? Раз архетип героя существует, значит имеет на это право, но только не в философии Хиллмана. Кстати, юнгианец Майкл Ванной Адамс в статье «Образ аналитика, убивающего героя» именно с этой точки зрения критикует Хиллмана. В частности, он пишет: «По сути дела, сам Хиллман оказывается разрушителем, убийцей образа (iconoclast, иконоборцем, т.е. он одновременно и [буквально] разрушитель образа, и бунтарь, возмутитель спокойствия — прим. пер.). В этом есть определенная ирония, так как из всех аналитиков-юнгианцев именно Хиллман больше всех критиковал интерпретации, разрушающие образы». В этом высказывании можно согласиться со всем, кроме причисления позднего Хиллмана к группе юнгианцев, ведь фактически он являлся антиюнгианцем.
Джеймс Хиллман предлагает «прекратить фантазировать в его (оппозиционализма — А.Ш.) терминах, и нужно начать всматриваться в каждую вещь, какой она есть». (Хиллман, с.127.) Каждое сновидение он рассматривает как отдельное событие «с помощью имагинального поиска его подобий, поиска того, на что сновидение «похоже». Когда мы предпринимаем такие шаги для рассмотрения сновидения, мы постоянно погружаемся вглубь того, что там действительно находится, в то, как оно ощущается, в то, как оно звучит, и в то, как оно выглядит. В этом случае нам не нужны пары противоположностей с их напряжениями между собой, и не нужно прибегать к энантиодромии, компенсации и прочему». (Хиллман, с.126.)
При таком подходе каждый сон вырывается из контекста серий, жизни человека (они «не важны»), превращаясь в своего рода произведение искусства. но что нам делать с ним? Хиллман призывает погрузиться в него, прочувствовать — и более ничего. На это можно возразить: но ведь мы, по определению, сновидение уже прочувствовали, когда спали. И никакое Эго не влияло на сюжет сновидения, не пыталось его истолковать (пока мы спали). Зачем повторять дважды одно и то же, если мы не заинтересованы в толковании? Хиллману этот простой вопрос, похоже, не приходил в голову. Наверное, он на это мог бы ответить, что осознанное (слово, от которого он в дальнейшем отказался) всматривание в образы сна — это пресловутое «создание души». Но разве душа уже не «созидалась», когда человек спал и видел сон? Что меняется, когда человек просыпается? Просыпается Эго. Получается, для «созидания души» и усвоения образов сновидения таки важно Эго? Хиллман обходит это молчанием, ведь Эго он предпочитает презирать, что станет особенно заметным в его позднейших работах. И если ответ да, то мы приходим вновь к идеям Юнга, а концепции Хиллмана начинают буксовать на ровном месте.
Проблема с Хиллманом заключается в том, что он - сложный, противоречивый и неоднозначный автор. Его книги очень сложны для понимания неподготовленным читателем. Ведь он во многом выстраивал свое психологическое направление (архетипическая психология) на полемике с Юнгом и другими его учениками. То есть, чтобы понять, с чем он спорил, нужно прежде усвоить идеи, философию и методы Юнга. А это уже сама по себе не самая легкая задача. Запутывает читателя и то, что существуют минимум "два Хиллмана" - "ранний" и "поздний" (с середины 1970-х гг.). Первый был классическим юнгианцем, второй же стал его противоположностью и активным критиком тех идей и методов, которые сам же применял ранее в течение многих лет.
Третья причина «сложностей наших отношений с нижним миром» — христианство. С негативными последствиями христианской перспективы для восприятия людьми своих бессознательных процессов и образов можно согласиться, хотя Хиллман откровенно демонизирует и упрощает данную религию. Если в язычестве он склонен видеть все лучшее, по закону жанра, в монотезиме он изыскивает все худшее, игнорируя массу позитивных сторон его влияний. Итак, под влиянием христианства весь многообразный мир античных богов и даймонов превратился в лжебогов и демонов, а Гадес — в Сатану, нижний мир стал синонимом обители зла и ада. Христианство принесло с собой страх нижнего мира и пренебрежение сновидениями.
И хотя все это верно, трудно не заметить сильных искажений и утрирования относительно христианской религии и веры. Так, Хиллман уверен, что с утратой греческой религии и мифологии была утрачена душа, глубина и персонификации воображения, а взамен человек получает лишь «идеализированные одухотворенности высоких небес». Он уверен, что фигура Дьявола «была создана посредством страха». Но он не разобрался до конца, почему? Потому что основной посыл Христа, о котором американский психолог «деликатно» умолчал, это любовь. А любовь и страх — это базовые противоположности нашей души. Это состояния, исключающие друг друга. Вы либо находитесь в состоянии любви и доверия Источнику, либо вы боитесь. Сколь легко Хиллман готов искажать Юнга в угоду своим взглядам, демонстрирует данный пассаж:
"Аниэла Яффе, чье сочувствующее и научное понимание идей Юнга неизмеримо выше других его последователей, писала: "психологический путь индивидуации, в конечном счете, является подготовкой к смерти". Если в этом состоит конечная цель фундаментального терапевтического принципа Юнга, то тогда процесс индивидуации души движется в сторону нижнего мира. Тогда любая теологическая фантазия о воскрешении может являться защитой от смерти, каждая фантазия о перерождении в психологии может являться защитой от глубины, а каждая интерпретация сновидения, которая переводит его образы в дневную жизнь, является защитой от души". (Хиллман, с.132-133.)
Очевидно, что, по Юнгу, цель индивидуации — достижение целостности через связь Эго с архетипом Самости. А вовсе не смерть ради смерти. К тому же Самость для Юнга — это скорее движение к духу, а не в нижний мир в понимании Хиллмана (мир многообразия богов, даймонов, душ умерших и разделенности). И с каких пор психологическое перерождение — это «защита от глубины»? Каждому, кто переживал перерождение, трансформацию, известно, сколь этот процесс болезнен и таки требует погружения в глубину. Каким образом, зная взгляды и методы Юнга, интерпретация сновидений становится «защитой от души», коль скоро внимание к снам и их анализ скорее душу (психику) насыщает? Странно, что все это пишет не новичок в мире аналитической психологии, а бывший цюрихский преподаватель и психоаналитик.
Вновь и вновь я замечаю, сколь тезисы Хиллмана спорны, шатки и местами догматичны. Ему не столь уж важно, что именно писали и думали Фрейд, Юнг и прочие авторы, если вырванные из контекста их слова свидетельствуют в пользу его устойчивой фантазии о тождестве нижнего мира, Гадеса и мира снов. Но когда так поступают другие авторы, Хиллман обрушивает на них весь огонь своей критики. Вот, к примеру, что он припас для Эриха Нойманна в одном из своих примечаний:
"См. работу "Великая Мать" Эриха Нойманна (…1955), в которой любая женская фигура или любой женский образ становились "символами" "Великой Матери". Если чье-то исследование демонстрирует результаты подобного рода, т.е. когда все данные свидетельствуют в пользу одной доминантной гипотезы, то тогда самое время задаться психологическим вопросом о самой этой гипотезе. Конечно, если архетип "Великой Матери" доминирует в видении исследователя, то такой исследователь везде обнаружит "Великую Мать". (Хиллман, с.134.)
По-моему, иронично, что в том облике Нойманна, который рисует Хиллман, легко угадывается его собственное отражение. Нам очевидно, что если человек хочет в любом сне видеть проявление нижнего мира в стиле греческой эпохи, то именно это он и будет усматривать везде, где может, игнорируя все контрпримеры.
На мой взгляд, «Сновидение и нижний мир» Хиллмана — одна их самых разочаровывающий книг о снах в юнгианской и постъюнгианской литературе по двум вытекающим одна из другой причинам: во-первых, она по большей части является теоретической, во-вторых, она мало чем может пригодиться практику толкователя сновидений. То есть для психотерапевта-практика или студента, стремящегося разобраться в собственных снах, она попросту бесполезна и скорее запутает начинающего погружаться в мир идей Юнга и в работу с миром образов.
Схожее негативно окрашенное впечатление (и удивление — что читатели и коллеги по психологическому цеху в ней находят?) меня поджидало несколькими годами ранее, когда я приобрел работу последователя Хиллмана Томаса Мура «Планеты внутри: астрологическая психология». Повелся на название и аннотацию книги. Вместо практических рекомендаций для астролога, глубокого исследования техник Фичино или хотя бы понимания того, как астрологические взгляды последнего могут пригодиться современному астрологу или психотерапевту, я обнаружил пространное сочинение, которое лишь запутывает читателя и не дает практических инструментов работы над собой. Что еще печальнее, мне стало ясно, что Томас Мур попросту не разбирается в астрологии! Сбивало с толку, что идеи Фичино подавались через призму всепоглощающей психологии воображения Хиллмана. И в итоге было не ясно, где в книге Мур, где Хиллман, а где сам Фичино, где фантазии на заданную тему, а где реальная астрология или психология.
Аналогично, подавляющая часть «Сновидения и нижнего мира» Хиллмана не имеет отношения к практике или обсуждению примеров реальных снов, она являет собой абстрактные размышления и вновь и вновь повторяющиеся попытки автора логически обосновать свою навязчивую фантазию, будто мир снов — это именно и исключительно мир Аида. Значительная часть данной книги — спор с Фрейдом, Юнгом и другими авторами о том, чем сновидения не являются. Конечно же, они являются тем, что думает о них Хиллман, поскольку лишь он один смог докопаться «столь глубоко»1.
И неспроста практикующие аналитики редко что-то внятное говорят об этой работе и о Хиллмане как толкователе сновидений. Ведь он, ни много ни мало, провозглашает отказ от их толкования, во всяком случае, уверен он, сны не нуждаются в расшифровке для Эго. Упоминание о данной книге Хиллмана в серьезной работе, посвященной толкованию снов, мне попадалось лишь раз, и это бы лишь краткий комментарий во введении, сделанный, скорее, как дань уважения. Речь идет о работе Мэри Энн Маттун «Понимание сновидений» (1978). Вот что она написала:
"Среди книг о сновидениях, опубликованных с 1978 года, несколько вышло из-под пера исследователей юнгианской психологии, но с другими акцентами и темами. Например, Джеймс Хиллман в "Сновидении и нижнем мире" (1979) использовал свое глубокое знание юнгианской психологии, чтобы поставить под вопрос некоторые основные гипотезы Юнга. Хиллман защищает отход от толкования сновидений в пользу "попытки представить сон в свете мифа". (Маттун, с.7.)
Удивительно, но мои впечатления от сочинения Хиллмана соответствуют взглядам самого автора на свое творение. Вот какие строки я обнаружил в книге, содержащей пересказ интервью Хиллмана журналисту Лауре Поццо:
"…я люблю впадать во всякие крайности. Мне все время кажется, что каждую вещь нужно перевернуть с ног на голову, чтобы она уже не могла вернуться на прежнее место. И каждая идея должна быть продвинута настолько далеко, насколько это возможно. …я редко подвергаю написанное какой-либо цензуре. <…> Думаю, что чуть ли не главной мотивацией к письму служит желание зайти как можно дальше. Что я и попытался сделать в "Сновидении и потустороннем мире". Это абсолютно безумная книга. Когда я говорю "безумная", я имею в виду, что в ней присутствует аспект, выходящий за рамки вашей способности рационально обосновать сказанное". (Взгляды внутрь, с.205-206.)
Пятая глава книги под заглавием «Сновидения» еще глубже погружает нас в пучину Хиллмановских противоречий. Автор закономерно сам себя вопрошает: «Глубинный анализ, несмотря на свое название, направляет сновидения к дневному свету. Если теперь мы отвергнем интерпретацию сновидений в ее обычном аналитическом понимании, то какие альтернативы нам остаются?» (Хиллман, с.138.) Четкого ответа у него как будто нет. Он согласен, что кажется, будто сновидения ведут некую работу с нами. Хиллман считает, что «наш ответ сновидению должен идти за пределы естественного принятия процесса сновидения. Мы должны также ответить ему критическим и имагинальным принятием и той работой, которая подобна работе сновидения». (Там же, с.140.) Что такое критическое принятие, не ясно, ведь автор отказывается от толкования образов сна (как мы увидим далее, лишь на словах, а не на деле). Психолог далее пишет, что терапевтическая работа заключается в том, чтобы обучить сновидящего (Эго) «тому, как следует сновидеть». (Там же, с.143.)
Вместо термина «эго сновидения», привычного в аналитической среде, он предлагает использовать «имагинальное эго». Хиллман предпочитает думать, что эго сновидения и эго дневное — сущности разного порядка. Зачем американский психолог отвязывает одно от другого? Подозреваю, в силу следующей логики. Если Эго сна и бодрствующее Эго — не одно и то же, если сновидения посылает не Самость-высшее я, а боги и духи нижнего мира, то и рекомендации сна не «обязательны к исполнению». Подсвеченные сновидением комплексы и проблемы — вовсе не наши комплексы и проблемы, а лишь еще один маскарад, разыгранный тенями нижнего мира по мотивам нашей жизни. Этот маскарад (представление) интересен, возможно, в чем-то поучителен, но ни к чему не обязывает и ни к чему не ведет. У него нет особой цели.
"Предполагается, что эго сновидения и эго бодрствования связаны особыми отношениями, подобно "двойникам"; они являются тенью друг друга, подобно тому, как Гадес является братом Зевса. <…> Сон принадлежит не "мне", а психэ, а эго-сновидение просто играет одну из ролей в театре, представляющем то, что придумывают "другие" и исполняющим указания постановщика-сновидения". (Хиллман, с.152.)
Хиллман откуда-то уверен, будто имагинальное Эго понимает, что образы не являются его собственными, да и что оно само — лишь образ. При этом собственная психика автора сопротивляется такому растворению, но Хиллман упорно старается такое сопротивление преодолеть: «Все это сложно принять. Что-то привязывает нас, даже в сновидении, к верхнему миру «я». Что-то говорит нам: «Хорошо, другие не являются теми же личностями, что и в жизни; но, по крайней мере, я все же остаюсь собой». Еще бы, единственное, что может сознание и чего у него не отнять — это существование (бытийность) и осознавание.
В подразделе «Типы души» американский психолог вновь возвращается к концепции нижнего мира. Он уверен, что роль интерпретатора снов «состоит в том, чтобы помочь эго-тени приспособиться к окружению нижнего мира». Он считает, что нужно сопротивляться движению вверх, к «дневному миру» (сознанию), которое он связывает не с влиянием Самости, а героического Эго. Героическое для него, как мы уже ранее упоминали, — синоним всего отрицательного2. «Если мы будем помнить о сходстве сна со смертью, то тогда, возможно, мы не будем стремиться возвращать каждое сновидение в реальную жизнь и использовать его в жизни». (Хиллман, с.159-160.) Интерпретация сновидения, по Хиллману, это «его убийство».
"Каждое утро мы повторяем историю нашей западной культуры, убивая нашего брата-сновидение; мы убиваем его образы своими интерпретационными концепциями, которые объясняют сновидение (для) эго. <…> Для нас же должно стать золотым правилом при любом соприкосновении со сновидением сохранить его живым. Работа со сновидениями является их консервацией. Нам нужно отложить в сторону то, что для нас является естественным и обычным: проецирование сновидения в будущее, редуцирование сновидения к прошлому, извлечение из сновидения некоторого сообщения. …правильным является все, что есть в сновидении, за исключением эго. Все в сновидении, за исключением эго, происходит так, как оно и должно происходить, следуя душевной необходимости; движение происходит по извилистому пути в соответствии с замыслами сновидения. <…> Эго обычно делает неправильные вещи и дает неправильные оценки, поскольку оно пришло из другого мира и не может видеть в темноте". (Хиллман, с.169-170.)
На мой взгляд, Джеймс Хиллман тут совсем запутался. Если Эго сна — лишь образ, то Эго — полноправный участник сна, так же являющееся творением психэ, разве не так? К тому же, откуда взялась эта однозначная уверенность, что Эго «делает неправильные вещи»? Разве оценки относителньо проявлений Эго не делает само же Эго Хиллмана? Если мы хотим подняться над оценками и моральными категориями правильное/неправильное, хорошее/нехорошее, придется перестать также оценивать и осуждать Эго. Ведь это полноправный участник психоческого мира. Так же, как в мире богов не может существовать «неправильных» и совершенно негативных во всем богов, так же не существует, если быть предельно последовательным, совершенно неправильных и вредных частей психики. Все существует не без причины и для чего-то нужно.
В подразделе «Работа со сновидениями» американский психолог пытается разобраться, «какой вид работы проделывается во сне?» Он констатирует, что наша психика постоянно занята работой, но «не заботится о конечном продукте» и «от сновидений нет никакой прибыли». Поскольку Юнг убедительно продемонстрировал связь между комплексами и фигурами сновидений, то Хиллман полагает, что «работа сновидения выполняется посредством комплексов». Сновидения создаются личностями, «маленьким народцем» — гномами, живущими внутри комплексов, «это работа фигур фантазии, которые работают с психикой, пока наши глаза закрыты». (Хиллман, с.172.) При этом Хиллман сближается с Зигмундом Фрейдом, утверждая, что «работа сна исполняет требования инстинкта«. Сновидение удовлетворяет как потребность человека во сне, «так и собственную потребность в образах». Сновидение, таким образом, является аналогом биологической функции, оно просто есть, как, например, есть вегетативная нервная система или почки. И не наш «удел» что-то с этим делать.
Трудно отделаться от впечатления, что Хиллман желает поменять реальность и сон местами, что в дневном мире он словно бы не на своем месте: «Поскольку образ сновидения должен работать в жизни, он должен ощущаться подобно тайне, как совершенно реальный. <…> Образы, питаемые инстинктами, будут сами менять стиль нашей жизни, подобно тому, как это происходит при удовлетворении любой другой инстинктивной потребности». (Хиллман, с.177.) «…во время сна мы пробужденные и живые, в жизни — спящие…» (Там же, с.189.) «Целью моей концентрации на нижнем мире и моя настойчивость на представлении сновидения в виде феномена нижнего мира является сохранение постоянной глубины сновидения. <…> То, что мы знаем о жизни, является относительно вторичным. Наше знание об этой сфере больше всего напоминает сновидение…» (Там же, с.198.)
Рекомендуемые статьи со схожей тематикой:
Эдвард Эдингер о толковании сновидений
Краткая биография архетипического психолога Джеймса Хиллмана
Проблема несочетаемости «раннего» и «позднего» Джеймса Хиллмана
Аналитическая психология Юнга как универсальный растворитель
Джеймс Хиллман: главный юнгианский отступник
1 То, что Дж. Хиллман претендует на собственную исключительность и «глубину», — прикрывая этим, как мне видится, свою собственную неспособность в самом деле дойти до глубины, т.е. до Источника в себе самом, — сквозит, например, в таких выражениях: «Юнг ощущал эту изначальную оппозицию христианства и нижнего мира и пытался затемнить фигуру Христа с помощью Гермеса-Меркурия. Он не зашел так далеко, чтобы разобраться с Гадесом…» (Хиллман, с.132.) «Юнгианская критика утверждала, что сновидения не являются желаниями.., однако при этом критика не вникла глубже в природу сновидений как воплощений». (Там же, с.173.)
2 «В нижнем мире злодеем является героическое эго, а не Гадес. Именно эго — это то, что там наносит ущерб…» (Хиллман, с.165.)
Источники:
Взгляды внутрь: беседы Джеймса Хиллмана и Лауры Поццо. — М., 2022. — 258 с.
Маттун М. Понимание сновидений. — М., 2020. — 372 с.
Хиллман Дж. Сновидение и нижний мир. — М., 2023. — 294 с.